Междисциплинарность и антропоцентризм современной философии науки

Ю.Б.Дмитриев
Междисциплинарность и антропоцентризм современной философии науки
Основной причиной того, что современному философскому знанию не удалось представить философию, как непротиворечивую полноценную науку следует признать те методологические вектора, на которые было ориентировано большинство подобных попыток. По существу, это были попытки использования результатов ведущих философских школ без их критического осмысления, прежде всего, в контексте междисциплинарных исследований и, соответственно, адекватного введения человека, его сознания и интуиции в объективно существующий мир и процесс познания. На этих векторах наиболее часто использовались положения феноменологии, герменевтики, аналитической философии, постмодернизма и ряда других философских направлений. Поэтому для построения адекватного философского основания междисциплинарных исследований необходимо, прежде всего, провести анализ положений ведущих философских школ, к которым традиционно относят кантовскую, кунианскую, поппернианскую, гуссерлианскую и ряд других, которые в том или ином виде ставили перед собой задачу построения философии как строгой науки.
Необходимо исследовать в междисциплинарном контексте также место и роль метафизических и теологических идей, идей индуктивизма и позитивной науки, конвенционализма (А. Пуанкаре) и эмпиризма (Фр. Бэкона, Э. Маха, М. Шлика), и сущность науки в истолковании позитивистов и неокантианцев. Концепции «личностного знания» (М. Поляни) и развития науки (Ст. Тулмин), наряду с философскими воззрениями А. Эйнштейна, В. Гейзенберга, Н. Бора и других исследователей также должны быть учтены в формировании философских основ междисциплинарных исследований (как основ концептуально единой науки). Следует переосмыслить в междисциплинарном контексте и метафизические теологические взгляды И. Ньютона и соотношение теоретического и эмпирического в научном познании, а также принцип теоретической нагруженности языка наблюдения и их обоснование логикой, психологией, историей науки, математикой и динамикой развития структур и научных теорий.
Логико-философское понимание природы и задач философии Л. Витгенштейна, наряду с моделями развития науки К. Поппера, Т. Куна, П. Фейерабенда и И. Лакатоса и проблемами «рациональной реконструкции» истории науки также должны найти адекватное отражение в основаниях концептуально единой междисциплинарной науки. Необходимо междисциплинарная оценка и философских основ реального соотношения истории и философии науки, природы научных революций (с уточнением возможно и самого понятия «научная революция»), и, безусловно, роли социальных и культурологических факторов. Необходимо более ясное междисциплинарное представление также роли понятия истины в современной философии науки и соотношения методов естественных и гуманитарных наук на векторе от позитивизма до философии жизни, науки о высшей цивилизационной цели и высшей цели науки.
Особенно важно в междисциплинарном контексте прояснить проблемы гуманитарного познания в целом (М. Фуко и другие), а также структурализма, как методологии социального и гуманитарного познания. Как оказалось, критический рационализм и социальная философия (и даже современная философия техники) могут быть столь же важными для философских оснований междисциплинарных исследований, как и рационализм, и эмпиризм и проблема причинности (в стратегиях Юма, Канта, Милля, Р. Декарта и других).
В междисциплинарном контексте необходимо понимание также основ математики (в т.ч. в учении Канта), логицизма, интуиционизма и формализма и учения И. Канта об априорных принципах научного познания. Наряду с позитивизмом О. Конта и проблемой междисциплинарного обоснования индукции (Фр. Бэкона и Дж.Ст. Милля), необходим также анализ второго позитивизма о структуре и цели научной теории и конвенционализма в качестве основ философии науки. Не менее важными здесь представляются и основные идеи аналитической философии, ввиду ее влияния на философию науки XX-XXI в.в., а также идеи и отличительные особенности логического позитивизма, соотношение теоретических терминов и терминов наблюдения согласно логическому позитивизму и постпозитивизму, и критический рационализм К. Поппера. Под междисциплинарным углом необходимо рассмотреть также методологию исследовательских программ И.Лакатоса и критику критического рационализма П. Фейерабенда, а также основы концепции Т. Куна и научных революций в различных направлениях философии науки.
По принятым канонам методологии адекватного знания междисциплинарная наука должна была бы появиться из инициатив именно философии науки. Тем не менее, подобные инициативы системно появляются из областей специального знания, что невозможно в рамках современной философии науки, которая представляет собой концептуально весьма разнородное и противоречивое знание. Но сегодня в контексте идентификации парадигмы философских оснований междисциплинарной (концептуально единой) науки появились и принципиально новые аргументы, которые указывают на актуальность создания системы верифицируемых философских законов познания, из которых должны следовать основы, как известных, так и новейших специальных наук и теорий,
В современной философии науки теория познания (гносеология, эпистемология - Theory of knowledge, Gnoseology, Epistemology) представляет собой раздел, в котором проблемы природы познания, отношение знания к реальности и условия достоверности и истинности, принципы познания истинного положения вещей и т.д. изучаются, по сути, при отсутствии ясного представления о месте человека в природе. На этом весьма зыбком основании в теории познания эпистемология (как учение о более конкретном знании) пытается описывать также процессы, которые приводят к знанию. Основной проблемой современной гносеологии считается проблема объекта и субъекта, по отношению к которой различают такие направления, как материализм, выдвигающий приоритет объекта над субъектом, и субъективный идеализм, где определяющей считается деятельность субъекта. Такая философская дифференциация, безусловно, заведомо не предполагает редукции физики и биологии и тем более физики и психологии со всеми последствиями из этого для основ концептуально единой науки. В контексте концептуально единой науки позиция механистической парадигмы современной философии науки, что объект полностью доминирует над субъектом, не более чем вербальный бездоказательный вектор. Причина такого состояния в основах теории познания сегодня уже становится понятной и суть ее в том, что при этом не указывается, к какому уровню синтеза материи принадлежит доминирующий объект или субъект. Механицизм, фактически не считает необходимым учитывать уровни синтеза материи, на которых реализуются субъект и объект, и потому становится неадекватным в принципе. С решением этой проблемы ситуация может измениться весьма существенно.
К центральным проблемам современной философии науки и теории познания относят также проблему истины и вопросы соотношения знания, понимания и веры. В целом же в современной теории познания наблюдается характерное усиление роли субъекта, что привело ее в итоге на позиции антропоцентризма. С позиций междисциплинарного знания эти факты можно объяснить недостаточно глубоким знанием физики процессов фундаментального уровня природы. Этим же объясняется и тот факт, что одним из основных современных направлений исследований в теории познания стала считаться эволюционная эпистемология, которая рассматривает эволюцию органов познания и познающих структур с позиции конкретных наук (эволюционной теории). Тем не менее, история теории познания показывает, что эта область философии в большей степени все же связана с наукой.
Но сегодня вопрос о развитии науки, представляется, должен быть поставлен в принципиально новую плоскость. Речь должна идти о необходимости поворота развития науки на вектор требований высшей цивилизационной цели и высшей цели науки. Такая постановка вопроса уже сама по себе требует не только новой гносеологической интерпретации ранее полученных результатов, но и указывает на возможность появления новых направлений в гносеологии, и даже привести к существенной трансформации всего основания философии науки и философии в целом. На этом векторе тенденции и попытки интерпретации философии как науки с каждым днем будут становиться все более актуальными, и особенно в связи с развитием междисциплинарных исследований и предпосылками (необходимостью) создания концептуально единой науки. Но вернемся к исследованию действующих направлений в философии науки и, прежде всего, тех, которые более очевидно ориентированы антропоцентрически.
Философское направление абсолютизма (Absolutism) предлагается использовать метод познания, который якобы возможно применить и к теории истины, и к этике, и эстетике, где предлагается наряду с истиной, «добро и прекрасное» также признавать в качестве вполне объективных категорий теории познания. Абсолютизм можно, очевидно, считать одним из типичных представителей направления антропоцентризма в философии науки. Вместе с тем, в данном направлении не дается не только убедительного естественнонаучного обоснования, но и не предлагается системного решения проблемы понятийного аппарата в соответствии с требованиями семантического закона науки познания, без чего однозначная интерпретация многих из используемых этим направлением терминов и понятий становится невозможной. Соответственно ратифицирование данного подхода в качестве адекватного философского основания концептуально единой науки и междисциплинарных исследований означало бы для науки окончательно потерять связь с естествознанием и встать на позицию антропоцентризма, что не представляется приемлемым.
На позициях антропоцентризма, по сути, оказалось и такое направление философии науки, как интуитивизм (Intuitivism), в котором интуиция человека выдвигается в качестве наиболее достоверного вида познания, способного охватывать и сущность физических явлений. Приводимые доказательства актуальности этого направления сегодня также не выдерживают междисциплинарной критики. Претензии данного метода на статус философского закона познания кроме известных аргументов, фактически опровергаются и главным, а именно отсутствием обоснованного введения человека, его сознания и интуиции в объективную картину мира. Поэтому антропопоцентризм в данном направлении философии науки можно, очевидно, также считать представленным в достаточно акцентированном виде.
Направление культурного релятивизма (Cultural relativism), в частности, утверждает, что каждая культура может быть оценена лишь на основе ее собственных принципов, а отнюдь не неких универсальных научных критериев. Тем не менее, такие критерии сегодня становятся очевидными, и которые показывают, что утверждения культурного релятивизма не имеют достаточных оснований претендовать на статус верифицируемого закона науки познания. Наука о высшей цивилизационной цели и высшая цель науки такие общечеловеческие критерии вводят. Это, прежде всего, критерий необходимости сохранения и устойчивого гармоничного развития земной цивилизации во всем многообразии ее национальностей и культур.
Сенсуализм (Sensualism, от лат.Sesus - чувство), представляет собой еще одно направление познания, в центре которого также фигурирую некие свойства человека. Согласно ему чувственность играет роль единственной основы знания. Что касается второго утверждения в этом направлении, что чувственность есть источник всех психических способностей человека, то оно, безусловно, вызывает меньше возражений. Тем не менее, вне представлений о процессах фундаментального уровня природы весьма сложно говорить и о том, что такое человек и насколько адекватны его способности, как инструменты познания. Факт антропоцентризма (человек, как единственное способное познавать окружающий мир существо) дает все основания поставить под вопрос адекватность и этого подхода в междисциплинарном видении мира.
Субъективизм (Subjectivism, от лат.Subjectus - лежащий в основе), как онтологическая и эпистемологическая установка, отрицающая существование объективных законов природы и общества и абсолютизирующая активную роль субъекта в процессе познания. По сути, данное направление можно считать главным отражением факта отсутствия надежной научной опоры у современной философии науки и теории познания, т.к. в нем антропоцентрично само базовое утверждение.
Теория отражения (Reflection theory) в представленном ряду методов, не вполне корректно претендующих на место верифицируемых законов науки познания, утверждает, что ощущения, представления и понятия представляют собой различные формы отражения материального мира в сознании человека. Философия же в этом контексте предстает как форма общественного сознания, и как система взглядов на мир (мировоззрение). Место сознания человека в этом подходе указано также как центральное без достаточных оснований, т.к. для обоснования этого необходим взгляд, по крайней мере, с позиций устройства фундаментального уровня универсума и места в нем человека с позиций не ниже этого уровня.
Аналогичная оценка может быть дана и направлению в теории познании под названием эпифеноменализм (Epiphenomenalism) (в теории познания называют учение Т.Гоббса). Рассматривая психические явления и сознание, как не имеющие относительной самостоятельности, и являющиеся лишь результатом пассивного отражения действительности и следствием деятельности высшей нервной системы, оно лишь перемещает акценты с одной неопределенности на другую. Тем не менее, такое основание следует признать с одной стороны как весьма неопределенное и потому недостаточное для философии науки, которое фактически также сводится к требованию непротиворечивого решения проблемы субъект – объектных отношений. С другой стороны оно несколько ближе, чем предыдущие направления к доминированию объекта, хотя при очевидном непонимании этой проблемы. Как уже отмечалось, указанная проблема не может быть решена вне представлений о процессах фундаментального уровня природы и формулирования верифицируемых законов науки познания.
Те же проблемы возникают и в этическом релятивизме (Ethic relativism), который опирается на отрицание обязательных нравственных норм и объективного социального критерия нравственности. Данное направление фактически требует идентификации целевой функции общества, и также должно трансформироваться и найти отражение (как исторический философский факт) в рамках истории становления науки о высшей цивилизационной цели.
Многообразие направлений в теории познания и философии науки обусловлено не чем иным, как попытками идентифицировать основы процесса познания через процессы, происходящие в сознании субъекта, что в итоге привело к невозможности идентификации верифицируемых законов познания и соответственно философии как науки. Это же, очевидно, стало и основной причиной недостаточного понимания фундаментального уровня описания. В этих условиях невозможно достигнуть и целостности философского знания. Тем не менее, но таков пока современный этап развития философии науки и науки в целом.
В современной философии науки основными признаются четыре направления, которые относят к философии мирового контекста. Это феноменология, герменевтика, аналитическая философия и постмодернизм. Наука о высшей цивилизационной цели критически оценивает сложившуюся ситуацию в философии науки (в Англии, США и скандинавских странах доминирует аналитическая философия, т.е. первостепенное значение придают анализу языка и логики науки, в ФРГ доминируют феноменология и герменевтика, во Франции постмодернизм и т.д.). Философия науки в соответствии с требованиями высшей цивилизационной цели не может быть предметом вкуса, торга или голосования, в противном случае наука всегда будет социально ориентирована в противоположном направлении от этой цели.
В феноменологии и понятии «феномен» в общем случае речь идет о том, что явилось в сознание человека в его чувственном опыте и далее в процессе его осмысления. В это понятие включаются ощущение, восприятие, представление, и мысль. Главную проблему феноменологии понимают в контексте - почему мир, наполненный красками, запахами, разнообразными впечатлениями, пройдя через сознание до стадии науки, посредством ее методов, мыслей, понятий, идеализаций, в итоге лишается всего этого и становится предельно абстрактным. В рамках междисциплинарных исследований и основ концептуально единой науки все это, безусловно, представляется актуальным, тем не менее, у человечества и его философии науки в контексте высшей цивилизационной цели есть более важные задачи. Феноменологи же считают возможным восполнить этот недостаток теории познания путем должного внимания к работе сознания. Из позиции современной феноменологии можно сделать вывод, что она не вполне понимает, что такое сознание и как оно работает, и главное, что этот вопрос непосредственно связан с высшей целью науки и состоянием современной философии науки, обществознания и естествознания. Поэтому современная феноменология, как учение о сознании, феноменах и их смыслах (основателями считают Э. Гуссерля, Г. Г. Шпета, А. Ф. Лосева и других), фактически также определенно стоит на позициях антропоцентризма.
В то же время негативные тенденции в развитии человеческого сообщества становятся все более угрожающими, а современная наука, культивируя идеалы абстрактного знания, по этой причине не может помочь обществу избегать всевозможных кризисных явлений (войн, конфликтов, экологических катастроф и т.д.). Феноменология же с целью решения этих проблем предлагает применять именно феноменологический метод познания, в котором соотнесенность субъекта и объекта предлагается понимать несколько шире (чем, например, у И.Канта).
Э.Гуссерль не приемлет жесткого противопоставления субъекта объекту, т.к. при таком противопоставлении, по его мнению, выделяются либо значение субъекта, что приводит к субъективизму, либо объекта, что приводит к натурализму. Субъективизм же ведет к психологизму, идеологи которого полагают, что содержание науки вообще берется исключительно из сознания. Натурализм же, по их мнению, понимает сознание исключительно как пассивное отражение реальности, что для них не вполне адекватно.
В логический аспект теории познания Кант вводит также идею и термин «синтетическая сипа суждения», которая позволяет, по его мнению, осуществлять синтез рассудка и данных чувственного восприятия, интерпретируемого как опыт. Тем не менее, это тот же антропоцентризм, в котором человек представлен, как «единственно мыслящий пуп» природы. С Кантом можно согласиться лишь в том, что действительно должен существовать некий предел познания в рамках научного метода, но который как сегодня становится понятным лежит совсем не там, где предполагал Кант. Таким образом, Канту, как и феноменолагам не удалось адекватно вписать сознание человека в непротиворечивую научную картину мира, как впрочем, и создать ее. Поэтому в целом им не было еще, куда вписывать человека и это взаимосвязанные задачи.
Противоречия основных философских направлений, включая кантовское, гуссерлианское, поппернианское, кунианское и ряд других, фактически, оказались следствиями одной и той же проблемы, а именно проблемы адекватного определения места человека в реальном мире, как строго научной непротиворечивой картине мира, которой сегодня еще нет. Поэтому данная проблема, по сути, связана с созданием такой картины мира. Соответственно в этих условиях не могло быть достигнуто и необходимое понимание роли целеполагания высшей цивилизационной цели в познании и следующей из нее высшей цели науки, а также того, что ее введение продиктовано пониманием процессов фундаментального уровня в такой картине мира. Созданная на этом основании наука познания в системном виде позволяет показать, что указанные и им подобные философские направления, стоящие на векторе антропоцентризма, не могут быть признаны в качестве верифицируемых законов науки познания, а также показать в новом свете проблемы классического, неклассического и постнеклассического естествознания и обществознания.
Таким образом, на позициях антропоцентризма периодически оказываются в итоге и Кант и Гуссерль и многие другие философы, ввиду того, что пытаться решать философскую проблему объект - субъектных отношений в условиях, безусловно, финитного философского и естественнонаучного знания о процессах фундаментального уровня вполне корректно невозможно. Необходимо указывать конкретные объекты, которые действительно могут доминировать над субъектом, обладающим сознанием. При этом необходимо показать (причем убедительно) и механизм такого доминирования. По крайней мере, все объекты, к которым апеллировали Кант, Гуссерль и другие «субъективисты», для этой роли оказались не вполне пригодными.
Феноменологическая редукция и интенция интерпретируют сегодня процесс познания, как дающийся субъекту в ощущениях, восприятиях и созерцаниях, где внешний мир рекомендуется осознавать, предварительно концептуально заключив его в некие границы, и при этом воздерживаться от поспешных суждений о нем (что древние греки называли «эпохе»). Таким образом, на время анализа внешний мир как бы должен быть сведен (редуцирован) к явлениям сознания. При этом рекомендуется также учитывать, что в стратегическом смысле сознание всегда ориентировано на предмет, т.е. оно интенционально. Тем не менее, следует констатировать, что при таком подходе говорить о феноменологии, как о верифицируемом законе науки познания весьма проблематично.
Главное для феноменологии заключается в том, чтобы высказывание обладало подлинным значением, учитывая, что есть слова и выражения, которые лишь указывают на нечто. Таким образом, феноменология считает, что есть высказывания подлинные, в которых человек выражает свое отношение к происходящему, делая тем самым себя ответственным за происходящее. Стремясь сохранить и приумножить полноту бытия, которая реализуется в динамике созерцаний, переживаний, их смыслов (эйдосов) и высказываний, феноменология не учитывает того, что нативизм называет врожденным познанием и благодаря чему удается совершить переход от созерцания отдельных предметов к их смыслу. Феноменология считает, что это достигается благодаря интуиции, причем существенное обстоятельство она видит в том, что во всяком высказывании содержится больше того, на что указывает содержание, т.е. человек образует смысл благодаря многогранности исходных созерцаний, признавая, что в смыслах заключено больше информации, чем в созерцаниях. В соответствии с положениями феноменологии, «начиная философствование, на время анализа самого сознания необходимо абстрагироваться от влияния внешнего мира. Затем обогатить материал созерцания своим воображением (представить себе предмет анализа с различных позиций), воображение же при этом должно автоматически привести к адекватному эйдосу, который следует обозначить высказыванием. На основе полученных эйдосов и высказываний следует интерпретировать содержание предмета анализа, избегая при этом обеднения жизненного мира человека». Однако, очевидно, уже настало время задать и вопрос о том, а зачем философии науки это необходимо знать, даже если эти интеллектуальные усилия действительно могут увенчаться результатом (что весьма сомнительно). Не предварив эти рассуждений адекватным введением сознания человека в адекватную картину мира (которую надо еще построить), феноменология фактически стоит на пути, который не имеет ни философских, ни фундаментальных естественнонаучных оснований.
С позиций герменевтики, наука от многого действительно существующего просто абстрагируется, и в этой критике идеалов науки герменевтика весьма близка феноменологии. Однако по обсуждаемому вопросу они все же принципиально не расходятся. Если феноменология в основном ориентируется на созерцание, и стремится к познанию мира посредством конструирования сознания, то герменевтика считает, что надо вступать в прямой контакт с внешним миром и неукоснительно придерживаться вещи, а не уходить от нее в сознание, и не довольствоваться лишь созерцанием и его обработкой в сознании. Однако такая формулировка весьма неоднозначна, и что значит входить в непосредственный контакт с вещью.
Вместе с тем, герменевтика идентифицируется и как метод философствования, где центром является интерпретация и понимание текстов, в связи с чем, в герменевтике должно уделяться особое внимание не только языку (что она осуществляет), но, прежде всего, решению проблемы однозначной интерпретации терминов и понятии, и, прежде всего, не материализованных существительных. Но этой проблемы ей решить не удалось. Таким образом, герменевтика как философское направление, так или иначе, но также использовало для своего представления термин «понимание», которое без работы сознания представить, очевидно, невозможно. Что такое «понимание» без того, чтобы уходить в сознание, и как (и когда) реально понимает человек, и когда он может утверждать, что действительно понимает. Другой вопрос, насколько это необходимо для построения философии как науки и науки познания ответов герменевтика не дает. Представляется, что это направление есть еще одно непосредственное следствие вектора тотального антропоцентризма в философии науки, но выраженное уже в герменевтике. При этом герменевтика (в дополнение) утверждает, что именно вопрошание запускает сам процесс понимания, не указывая при этом, как достичь конечной истины.
В науке понимание часто интерпретируют как представление под понятие, что происходит, например, в математике, физике и других естественнонаучных дисциплинах, герменевтика же считает, что в этих науках нет подлинного понимания, а имеет место лишь объяснение, где структура «вещи в себе» остается закрытой вместе с ее пределами. С другой стороны, свои границы должны быть и у сознания, причем у каждого сознания свои, которые, с очевидностью, различны и зависят от практически необозримого числа факторов. Понимание достигается, по мнению герменевтики, если удается добиться слияния границ вещи и сознания человека, так понимается «понять суть дела», хотя ни первое, ни второе не представляется сформулированным здесь вполне определенно, и если предложить, например, дать трактовку этих понятий нескольким сознаниям, то результатом будут весьма разные интерпретации, включая и противоположные.
Сегодня по этому вопросу можно говорить уже более определенно, что данная проблема может быть решена лишь тогда, когда будет достигнуто решение проблемы понятийного аппарата философии науки в системном виде. Для этого в соответствии с семантическим законом науки познания должна быть достигнута ясность в понимании процессов фундаментального уровня природы и идентификация высшей цивилизационной цели и высшей цели науки. Таким образом, герменевтика, как и феноменология в современном виде представляются не вполне пригодными в качестве философского основания междисциплинарных исследований и концептуально единой науки.
Аналитическая философия в теории познания предполагает проводить философствование посредством детального анализа используемой логики и языка, которые здесь выдвигаются на передний план. Оснований для такой постановки вопроса, как принято считать, несколько, но обычно выделяют два основных. Первое связывают с трудностями, которые возникли в математике (которая всегда считалась образцом научной строгости) в ХХ в., когда математики стали все чаще встречаться с различного рода парадоксами и противоречиями. В итоге сложилось убеждение, что корни этих затруднений скрыты в основаниях самой математики, где лежали логика, специальный язык и философия. Специалисты в области математики и математической логики (Г.Фреге, Б.Рассел и другие), пришли к выводу, что прежняя философия устарела, и в ней не меньше путаницы, чем в математике. Второе основание обычно связывают с тем, что аналитизм возник как реакция на засилье идеализма (в начале ХХ в.), который был признан не вполне состоятельным и отнюдь не способствующим ясному представлению реальности. Соответственно был сделан вывод, что надо брать за основу не абстрактные впечатления и слова, которые необходимы для отображения реальности, а стремиться к созданию адекватной философии. Такая философия связывалась, прежде всего, с адекватным языком, где в отличие от мыслей и чувств в истинности языковых описаний внешних для человека фактов якобы может убедиться каждый. Это означало, что ясная философия должна сводиться к высказываниям о внешних для человека фактах. Однако сегодня становится очевидным, что и этот внешне кажущийся адекватным посыл не внес ясности и адекватности, ввиду того, что этим тезисом проблемы не исчерпываются.
Д.Мур и Л.Витгенштейн поставили в центр философского анализа, как они считали, не искусственные языки математики и логики, а естественный язык. Основные идеи основателей аналитического направления в философии (Фреге, Рассела) сводились к тому, что адекватная философия является логикой, ибо она начинается с объяснения предложений, того, что может быть истинным или ложным. Логика же, как и любая наука занимается высказываниями, состоящими из слов, и имеет определенный языковой характер (сегодня есть понимание, что и это только слова). На философские вопросы: что есть слово и что есть предложение, Г.Фреге указывал, что, собственное имя обладает значением и смыслом, и два выражения могут иметь одно и то же значение, но разный смысл. Поэтому оставшуюся часть логических противоречий в языке они относили к отождествлению значения имени и его смысла. Фактически же следовало решать проблему понятийного аппарата всех актуализированных терминов и понятий в системном виде, т.е. формулировать соответствующий верифицируемый семантический закон, но этой задачи они не смогли адекватно поставить и соответственно решить.
Редукция, как сведение к предельным элементам реальности, позволяет избежать, по мнению Б.Рассела, ложных представлений, и предметное содержание всегда следует сводить к изначальным сущностям, неопределимым в терминах еще «чего-либо». Д.Мур, выступая в «защиту здравого смысла» в философии, предлагал неясные (т.е. спорные) суждения переформулировать в более ясные (не предлагая пути осуществления). Представляет, что именно в виду нерешенности этих проблем аналитическая философия так и не смогла независимым (естественнонаучным) образом ввести сознание человека в реальную картину мира, и потому оказывается также зависимой от человеческого фактора. Антропоцентризм же, представляется, в любом виде неприемлем в качестве философской основы междисциплинарных исследований и концептуально единой науки.
Постмодернизмом называют философию, направленную вообще против нововременной философии, который утверждает, в частности, что феноменология, герменевтика и аналитическая философия по сути своей не отказались от идеалов нововременной философии. Поэтому постмодернизм был готов к самым радикальным выводам, и как следует из вышеизложенного, у него для этого были весьма весомые основания. Но вместо того, чтобы начать с поиска адекватного места человека в реальном мире, создавать науку познания в системном виде (формулировать верифицируемые философские законы познания) и устранять противоречия в отвергнутых им направлениях познания, постмодернизм выбрал не конструктивный путь, и стал разрушить все, что, по его мнению, якобы ограничивает человека. В это «все», по мнению постмодернистов, входят жесткие логические схемы, окончательные выводы, всяческий поиск устойчивого, преклонение перед авторитетами, властные структуры, науку и технику, поиск единообразия, насаждение необоснованных ценностей, стремление к непременному согласию между людьми, умаление эмоционального и чувственного, культивирование устаревших эстетических и моральных идеалов и т.д. Основной призыв постмодернизма требует бесконечного хаоса во всем, плюрализма, чувственности, кризиса авторитетов, интуитивизма, поиска нестабильности, несогласия, нигилизма, исключения единообразия, иронии по отношению к признанным ценностям, калейдоскопичности, символичности, неустойчивости и т.д. Реализовать этот призыв постмодернизма, по мнению его сторонников, можно в определенном варианте лингвистической философии. Таким образом, в центр философствования постмодернизма также ставится язык, но не столько речь, сколько письмо и письменный текст потому, что в речи человек уже якобы определил свою позицию, и от него после этого труднее дождаться плюрализма, (письмо же якобы открыто для самых различных интерпретаций).
С этой целью, например, Деррида настаивает на деконструкции, где речь идет о том, чтобы разложить все структуры, начиная от философских, политических, культурных и т.д. Для каждого слова предлагается искать его заменители, и при этом нужно показать, что конкретно и именно индивидуум усмотрел в данном слове или высказывании, необходимо также широко использовать метафоры, символы и описания слов, т.е. суть философствования Деррида состоит в том, чтобы пренебрегать всем в поисках «красоты». Новейшие постмодернисты пытаются сближать этику с эстетикой, ориентируя якобы, таким образом, свою философию эстетически. Лиотар развивает в этой связи своеобразно понятую эстетику возвышенного, где под «возвышенным» понимается единство удовольствия и боли, как сотворение непредставимого. Эстетика возвышенного состоит, по Лиотару, в том, чтобы «зримыми представлениями намекнуть на непредставимое». На современном этапе постмодернизм уже завоевал себе право и место в мире искусства, и постепенно проникает и в мир науки и техники, прежде всего, там, где имеют дело с многозначимостью: гипертекст, гиперсреда, гиперпространство и так называемая виртуальная реальность, где больше нелинейных связей и мнимого.
Основные положения современного постмодернизма определяют язык главной средой человеческого существования. Слова же и текст необходимо деконструировать (Деррида), или рассеивать (Фуко). Основное назначение текста в постмодернизме - доставлять удовольствие (Барт), либо чувство возвышенного (Лиотар). Меньше должно быть единообразия, власти, тоталитаризма, лицемерного согласия, и больше чувственности, иронии, нестабильности. Постмодернизм, фактически, представляет собой крайнюю форму антропоцентризма, по сравнению с выше рассмотренными философскими течениями. Кому-то может показаться, что это попытка «очеловечить» (гуманизировать) философию. Тем не менее, в постмодернизме нет даже речи ни о высшей цивилизационной цели, ни о сохранении человеческого рода, ни о высшей цели науки, ни об устройстве фундаментального уровня природы. Трудно согласиться с познанием в их понимании, которое означает привести все в хаотическое (по мнению постмодернистов в красивое) состояние, что лишено всякой цивилизационной и научной познавательной мотивации. Это даже не высшая степень антропоцентризма, а простое сбрасывание всего научного, что, безусловно, деструктивно и иррационально, и. представляется, не может претендовать на философское основание концептуально единой науки.
Диалектический и исторический материализм в философском контексте базисными категориями считают материю, а применительно к обществу совокупность производительных сил и производственных отношений. В то же время традиционная русская философия понимает мир с позиций православно-религиозного единства, любви, добра, истины, той же красоты и т.п. (на близком векторе находятся и индийская и китайская философии об этическом урегулировании отношений между людьми в обществе). Тем не менее, эти термины и понятия также заведомо не претендуют на научную однозначность и определенность смысла и значения. Проблема вариативного понимания задач философии науки в контексте идей прескриптивной (нормативной, предписывающей) и дескриптивной (описывающей) философии науки стала закономерным препятствием на пути решения общефилософских проблем становления философии как одной из фундаментальных наук в основании концептуально единой науки и для становления адекватной науки об обществе.
Анализ идей прескриптивной философии науки, целью которой является идентификация адекватного метода получения истинного знания, наряду с идеями дескриптивной философии науки, целью которой является описание научной практики, развития науки, связей науки и философии, религии и культуры и т.д. Это круг вопросов, подлежащих приоритетному рассмотрению.
От науки, как процесса познания и как социального института сегодня требуются более определенные ответы о будущем человечества, особенно в связи с современными вызовами времени. В этой связи становится актуальным и вопрос о возникновении науки как феномена культуры и возможности понимания науки и ненауки, обыденным познанием, философией, идеологией, и гарантирует ли существующий метод познания безусловное приближение к истине, а также в какой степени он является строго научным. Существующее многообразие дискуссий по этим вопросам в самых различных направлениях философии науки указывает на необходимость выработки адекватной позиции. Это имеет непреходящее значение, как для развития критического мышления и осмысления путей развития науки, так и для формирования философских оснований междисциплинарных исследований.
Философы науки, принимающие современную трансформацию понятия субъекта, не считают себя вынужденными подвергать его критике и показывать его фундаментальную физическую ограниченность. Напротив, они убеждены, что философия науки оторвалась от реального человека и тем самым перестала быть философией, в то время как всякое эпистемологическое исследование, по их мнению, есть не более чем часть философской антропологии. В частности, В.Н. Порус, в частности, отмечает, что философия науки, прежде всего, «есть философия, и ее главным предметом и конечной целью является не наука, а человек, осуществляющий познавательную деятельность в форме науки».… Если бы вместо этих неопределенных по смыслу и значению слов было бы сказано о высшей цивилизационной цели, что касается каждого человека, то здесь было бы достигнуто полное согласие. А так это просто эмоциональное высказывание, безусловно, позитивно звучащее и не более того.
Современная философия науки рассматривает условия, смысл и формы человеческой свободы в сфере научного познания, и в этом контексте теория научной рациональности считается одним из оснований философской антропологии. Если буквально понимать, что наука якобы ориентирована против человека, то это не более чем изящная словесность, если не добавлять «в условиях отсутствия ориентации общества и его науки на высшую цивилизационную цель».
К проблемам современной методологии науки относят и то, что в отличие от эмпирического, феноменологический подход предполагает компетенцию человека действовать, понимать и воспринимать непосредственный опыт, не дистанцируясь, подобно антропологии, и от собственной человеческой культуры. Поэтому здесь якобы возникает вопрос об источнике достоверного познания в условиях научных революций и в философии эмпиризма с ее единственным надежным источником познания (опытом), который якобы еще остается столь же неопределенным, сколь и актуальным.
Идея науки как коллективной, поддерживаемой государством деятельности должна быть сформулирована в контексте необходимости введения и ратификации цивилизационной стратегии выживания человечества, что становится в этих условиях (и на все времена) высшей целью для всей науки.
Развитие философии науки со второй половины XX в. шло в основном в направлении расширения стандартов научной деятельности. Понятие научной рациональности также не осталось без внимания. Т.Кун, И.Лакатос и другие расширили его настолько, что стали допустимыми ранее недопустимые теоретические действия. Тем не менее, Т.Кун пытается защитить себя от обвинений в «иррациональности» и по его словам «он всегда считал науку рациональной деятельностью».
П.Фейерабенд в отличие от Т.Куна, даже не пытается прикрываться «рационализмом» и вполне определенно (но весьма слабо обоснованно) провозглашает необходимость интеллектуального разрыва с поппернианством и полного отказа от «рационализма». При этом над позицией «рационалистов», джастификационистов», «фальсификационистов» и близких к ним философских
течений он пытается провозгласить, так называемый, «эпистемологический
анархизм», который означает принципиальный отказ и от универсализма.
П.Фейерабенд пытается довести тенденцию ослабления методологических норм до предельных значений и выступает против принятия любых универсальных
методологических правил, норм, стандартов, против любых попыток
сформулировать некое общее понятие научной рациональности. По существу
это косвенное утверждение того, что философию и науку познания
невозможно представить в виде адекватной науки и, соответственно,
задача, которую ставили, в частности, Э.Гуссерль, И.Кант и другие
философы, по его мнению, не имеет смысла.
По мнению П.Фейерабенда, реальная наука и ее история шире любой
методологической конструкции и представляет собой хаотическое
переплетение самых разнообразных идей, ошибок, заблуждений,
интерпретаций фактов, открытий, эмоций ученых, социальных влияний и т.
п., которые невозможно представить в системном виде в принципе. При этом он не делает никаких попыток понять причины такого хода развития науки.
Господствующая концепция, по его мнению, всегда выделяет в этом хаосе
лишь те элементы, которые важны с ее точки зрения и определяет свою
область, задавая свою «логику» этой области, формируя специфический язык
и создавая свои «факты». Соответственно, все, что не укладывается в
рамки господствующей схемы, подавляется и относится к области
псевдонауки. Осмысливая эту традицию, методологи формулируют в явном
виде ее основные принципы и методы, объявляя их «универсальными и
единственно научными» и именно так создается господствующая традиция. В том же ключе действует и система образования, которая приспосабливается к господствующей научной традиции и навязывает каждому индивиду и обществу ее жесткие стандарты, ее логику и ее факты. Соответственно все, что может привести к размыванию установленных границ, все, что выходит за рамки господствующих в данное время в науке схем, подавляется и искореняется, как недопустимое инакомыслие.
В целом адекватность приведенной констатации состояния проблемы не
вызывает возражений, по существу отражая лишь сложившийся ход развития науки без анализа причин. Поэтому это всего лишь непонимание того, что такой недопустимый с точки зрения высшей цивилизационной цели ход развития науки есть следствие отсутствия науки познания в системном виде. Вполне адекватной представляется и эмоциональная окраска, выбранной им терминологии, но которая вербально несколько искажает более глубокий смысл такой стратегии. То же, но изложенное другими словами приобретает совершенно иной смысл.
Под безраздельным господством следует, очевидно, понимать подавление диалога на тему любой научной традиции, что, безусловно, замедляет развитие науки и лишает ее множества других,
возможно даже более эффективных форм и способов деятельности. Именно поэтому история науки в глазах противников господствующих теорий всегда представляется обедненной и искаженной, как не вполне адекватный путь и образ относительно прямолинейного развития науки. Но термин «безраздельное»
господство теории не означает тоталитаризма с репрессиями, а лишь
консерватизм науки, который ограждает науку от бесплодных
метаний от одной поверхностной теории к другой.
Для более адекватного понимания науки и ее истории развития, как
считает П.Фейерабенд и его единомышленники, наука должна подняться над
существующими схемами и постараться охватить все разнообразие
исторического процесса развития научного мышления, и что недопустимо
априори ограничиваться какими-либо однажды установленными критериями и
принципами научного познания. Трудно не согласиться с ним в необходимости учитывать, что мир, который мы стремимся исследовать, пока еще представляет собой нечто весьма мало известное, что трудно предположить, что за сравнительно ничтожный период времени развития познания человечеству удалось открыть основные законы и структуры реальности, выработать наиболее успешные методы познания. Можно согласиться и с тем, что человечество, скорее всего, находится, если не в самом начале познания и освоения мира, то, очевидно, что не в конце, и что современные методологические предписания кажутся хорошими лишь в сравнении с предписаниями прошлого. С точки зрения будущего знания они, наверное, окажутся совершенно наивными. Не вызывает возражение также мысль о том, что следует держать наши глаза и уши
открытыми и стараться принимать во внимание все формы, методы и способы
познания. Кто знает, какие из них приведут к открытию наиболее глубоких
тайн природы.
Однако согласиться с такой, внешне кажущейся вполне адекватной и
демократичной постановкой вопроса также невозможно даже при условии появления новых оригинальных конструктивных решений, причем, по реформированию не только науки, но и всего общества в целом можно не во всем. Причина несогласия состоит в том, что, прежде всего, это чисто вербальный призыв, не несущий конструктивных предложений по интерпретации, что значит «держать уши и глаза открытыми». Если же они сегодня закрыты, то на это также существуют причины. Соответственно, что-либо может привести к положительному результату не только в науке, но и в обществе в целом лишь при условии указания на причины, которые необходимо и возможно устранить.
П.Фейерабенд и его критика идеи «научной рациональности», как кодекса правил (оценки и выбора конкурирующих гипотез и парадигм), его отрицание возможности демаркации между наукой и метанаукой, «принцип терпимости» и «контриндукция» привели к попыткам введения «принципа пролиферации» и необходимости оценки и «не научных» идей в развитии науки. Познание как множество альтернатив, с его тезисом, что теория не может быть фальсифицируемой, если нет конкурирующей с ней теоретической альтернативы, несоизмеримость и сходство научного и мифологического объяснения, как сходство между научной теорией и мифом привели его к весьма специфическим представлениям о месте науки в свободном обществе. Путь же адекватного представления указанных проблем возможным, представляется, также лишь через создание системы верифицируемых законов науки познания и представления ее как одной из фундаментальных наук в основании концептуально единой науки.
Л. Лаудан в этом контексте утверждает тезис об исторической изменчивости целей научной деятельности и о характере методологии науки на основе сближения философии науки в духе «исторической школы» и философии гуманитарного познания с развитием идеи герменевтического метода как метода
исторического познания (В. Дильтей).
Тем не менее, продолжает обсуждаться и альтернативная позиция, аргументируя ее необходимостью всемерного развития «иррациональности» в философии и науке. Основной причиной такого состояния в методологии науки,
представляется, следует связывать с тем, что система рациональных законов и правил познания по существу еще не создана, а есть лишь отдельные элементы,
детали рациональной науки и системы законов науки познания. Такая
ситуация, безусловно, способствует появлению и развитию центробежных
тенденций, стремящихся к выходу за пределы рационального знания. Поэтому задача методологии науки состоит в том, чтобы открыть и
сформулировать в системном виде правила и законы науки познания,
включая технологию их применения при построении научных теорий. Именно
система верифицируемых законов науки познания должна в итоге дать науке определенность и относительно перспектив рациональности в науке. Пока же в методологии науки не существует единства даже относительно того, какие методологические правила можно признать в качестве верифицируемых законов науки познания.
Эмпиризм, индуктивизм, конвенционализм, нативизм, инструментализм, зкзистенционализм, интуитивизм, номенализм, формализм, позитивизм, логицизм, рационализм, иррационализм, структурализм, эссенциализм, логический позитивизм. Это далеко не полный перечень философских методологий исследований, предлагавшихся по ходу становления и развития философии науки. Однако слишком часто они оказывались не вполне адекватными и почти для любого такого правила всегда находились противоречащие ему примеры. Тем не менее, все направления философии науки определенно классифицируются по критерию адекватности введения ими человека и его сознания в объективный мир и процесс познания.
Таким образом, современное состояние системы «философия науки»
можно представить как сильно неравновесное состояние, достаточно близкое к
точке бифуркации. В каком направлении пойдет дальнейшее развитие
философии науки и соответственно науки в целом остается предельно
актуальным, прежде всего, для сохранения человеческого рода.

Примечание.
1. Степин В.С. Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность. М.,1994
2. И.Пригожин, И.Стенгерс. Порядок из хаоса. Прогресс, Москва,
1986, с.355.

3. Степин В.С., Аршинов В.И. Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления. М., 1994

4. Дмитриев Ю.Б.. Обращение российских ученых к международному научному

сообществу и основы единой науки. - М.,ИВИРАН,2007

5. Дмитриев Ю.Б. Аттракторы и предельные состояния вселенных. «ХV
Международные Рождественские чтения», Москва, МГУ им. Ломоносова,2007.
6. Дмитриев Ю.Б. Философия – наука в основании единой
постнеклассической междисциплинарной науки // 3-й Российский философский конгресс «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия», Ростов н
/ Д, 2002, т.1, с. 32.